Эстонский филармонический камерный хор – знаковый коллектив в масштабах не только Эстонии, но и всего мира. В 2007 и 2014 годах он был удостоен высшей награды музыкальной Американской академией звукозаписи «Грэмми» за исполнение не менее значительного для эстонской культуры музыки композитора Арво Пярта. С 2014 года на посту художественного руководителя и главного дирижёра хора находится выдающийся музыкант Каспарс Путниньш.

– Почему вы выбрали путь музыки, и откуда взялась идея стать хоровым дирижёром?

– У меня в жизни так случилось, что я связан с хоровой музыкой с самого раннего детства. Моя мама – дирижёр-хоровик, окончила Латвийскую академию музыки. Она долго пела в камерном хоре, который называется „Ave sol”, – это был такой коллектив, внесший свежие идеи в латвийскую музыкальную среду в конце шестидесятых – начале семидесятых годов. Для тех времен они пели необычный репертуар, использовали нестандартные методы работы, и моя мама пела в этом хоре буквально с первого дня. Помню, когда я был еще совсем маленьким ребёнком, она брала меня на репетиции, мне это очень нравилось. Я был просто потрясен этими звуками, этими красками, этой интенсивностью, энергией, которая исходила от них. Затем, когда мне было пять лет, мама отвела меня в специальную музыкальную школу имени Эмиля Дарзиня. В этой школе учились выдающиеся музыканты – Марис Янсонс, Миша Майский и многие другие. Они, конечно, другого поколения, но музыкальные традиции в Риге и в той школе очень хорошие. Я поступил сразу в хоровой класс, поэтому, можно сказать, что я стал профессиональным хоровым певцом уже в 6 лет. С тех пор и по сей день я связан с хорами и с хоровой музыкой. Я учился дирижированию в школе, потом в консерватории, потом немного в Лондоне, посещал различные мастер-классы по дирижированию, по камерно-вокальной и старинной музыке.

– Кого вы считаете своими главными педагогами?

– Моими профессорами в академии были Эдгарс Рачевскис и Имантс Кокарс. Значительный для меня период был в Лондоне в 1990-х годах. Мне вообще всегда была близка английская хоровая и ансамблевая традиции. Мне посчастливилось, что с помощью программ Европейского Союза уже в 90-х годах я смог туда поехать и, так сказать, стать на время частью всей этой культуры. До сих пор записи Гарри Кристоферса и Питера Филлипса для меня как школа, я считаю их своими учителями, также я считаю своим учителем Филипа Херевэя, с которым я до сих пор дружу и работаю, Тыну Кальюсте – первого дирижёра Эстонского филармонического камерного хора. Это огромная личность.

– С каким коллективом вы начали свою творческую деятельность?

– В мои студенческие годы я пел в том же „Ave sol”, и, что было для меня, кстати, очень важно, я пел в джазовой группе, которая называлась «Рижский джазовый секстет» и «Рижская вокальная группа». Мы пели разнообразный репертуар: джаз, старинную, авангардную музыку. Это были мои первые шаги в профессиональной музыке, мне было 20 лет. В это же время со своим коллегой Марисом Купчом я создал хор «Balsis», который существует до сих пор. Это любительский хор высокого уровня. Я там уже не работаю с конца 80-х, но уже тогда они были хороши, и до сих пор их хорошо знают во всем мире. После этого, в 1991-92-х годах меня пригласили работать дирижёром в Хор латвийского радио. Моим коллегой стал Сигвардс Клява. Он позвал меня в свою команду на странных условиях: мы вместе планируем сезон, затем мы независимо ответственны за свои программы. Такой принцип мы установили в начале 1990-х годов и в таком режиме работаем до сих пор.

– Как вам удаётся совмещать работу в двух известных коллективах одновременно в качестве главного дирижёра?

– Дело в том, что я не являюсь главным дирижёром в Риге. Мы называем меня просто дирижёром. Я делаю пять-шесть новых программ в каждом сезоне и довольно часто езжу с ними на гастроли, но у меня нет административных задач. Политическими и стратегическими вопросами занимается Сигвардс.

– Когда и как получилось, что вы оказались в Эстонии?

– Сначала меня пригласили стать руководителем Эстонского национального мужского хора уже лет, наверное, 15 тому назад. Я не могу сказать, честно говоря, как это произошло. Мы встречались с руководителем этого хора Антсом Соотсом, работали вместе в качестве членов жюри одного из конкурсов. Я предполагаю, что Антс знал, что я делаю в Риге, и как работаю. Однажды они меня пригласили сделать программу с хором и дать несколько концертов, потом Антс ушел с этого поста и три сезона я работал с ними, было интересно познакомиться ближе с эстонской музыкальной средой. Мы дружим, но всё-таки Латвия и Эстония – это разные страны, и было захватывающе углубиться в другую культуру.

– В чём вы видите различие двух коллективов?

– В принципе, я думаю, что у нас есть много общего, ведь наши культуры очень близки, несмотря на различие языков. Хоровая культура тоже. Я думаю, что звук эстонских и латвийских хоров тоже похож. Есть, конечно, разные личности, композиторы, дирижёры, которые создают «тренды». А что касается двух хоров, то хор Латвийского радио с начала 90-х – это было место, где были возможны эксперименты. Мы считали себя лабораторий новой музыки. Мы много работали с западным авангардным репертуаром и с нашими композиторами. Я думаю, что мы это делали в большей мере, чем Эстонский филармонический камерный хор, хотя они тоже много пели современной музыки. Хор стоит почти за всеми современными эстонскими композиторами, такими, как Вельо Тормис, Арво Пярт, Галина Григорьева, Эркки-Свен Тююр и других мастеров. Но всё же, мне кажется, что хор латышского радио в 90-е был более настроен на авангардный музыкальный язык, конечно, не обходя другие программы – мы всегда делали и другую музыку – ренессанс, барокко, музыку XIX века. В Риге в хоре поют, в основном, дирижёры, они очень хороши в ансамбле: в балансе, чтении с листа, хорошо видят вертикаль партитуры. В Эстонии тоже много дирижёров в хоре, но больше настоящих вокалистов, настоящих певцов, благодаря этому сам звук немного гуще, красочнее. Они могут прекрасно петь русскую музыку, музыку романтической эпохи, где надо больше красок, линий. Они звучат богаче, а латыши, может быть, немножко точнее, скажем, в произведениях Дьёрдя Лигети, где сложные отношения между нотами, где необходим очень точный сигнал.

– Музыка какой эпохи вам ближе?

– Это меняется со временем. Когда я был студентом – моя среда была либо старинная музыка до Баха, либо очень «новая музыка», авангардная: Лучано Берио, Янис Ксенакис – эти композиторы для меня были фаворитами. Когда я учился в Лондоне, в основном, я изучал старинную музыку, вникая во все риторические основы, но потом это мне стало как-то на время неинтересно. Однако, это мышление повлияло на то, как я вообще смотрю на музыку, как я её анализирую, понимаю. Такая парадоксальность. Со временем в моих интересах появилось больше музыки других эпох – Ф. Мендельсона, И. Брамса, И. Баха, Г. Генделя, Р. Шумана. Сейчас я бы даже не мог сказать, что является моим самым любимым стилем. У меня много глубоко любимых произведений. Я не могу сказать, что мне ближе: мотеты И. С. Баха, месса „De Profundis“ Франсиско де Витория или Lux Aeterna Д. Лигети. Это для меня один пласт.

– Как определяете репертуарную политику двух коллективов и на что опираетесь при выборе произведений?

– У меня несколько параметров, несколько стратегических линий, которые я стараюсь всегда иметь в виду, составляя свой репертуар, и думая о сезоне Эстонского филармонического камерного хора. Я учитываю несколько обстоятельств. Ну, во-первых, мы хотим дать интересные программы публике Эстонии – это самое главное. Мы хотим показать, что такое хоровая музыка сегодня и какие разные аспекты хоровой музыки существуют вообще, и как они взаимодействуют между собой. Мы стараемся делать сезонную программу с контрастами и в то же время, чтобы программы соотносились друг с другом. Также, что немаловажно, мы пытаемся, чтобы в сезоне была представлена разная стилистика, чтобы было достаточно музыки XYIII и XIX веков, музыки современных эстонских композиторов.  В то же время, мне очень важно, чтобы отношения с нашими композиторами здесь не были просто формальностью, а были действительно живыми и интенсивными. Это одна из положительных сторон культуры небольшой страны. Композиторов не так уж и много, но они своеобразные, интересные, со своим уникальным музыкальным языком. Мы стараемся поддерживать регулярное сотрудничество. Конечно, невозможно заказывать у каждого композитора музыку каждый год, но мы пытаемся задать ритм отношениям, узнать, что композиторы хотят от нас, что мы им можем дать. Мне кажется, этот диалог с композиторами дает возможность  через призму их видения, увидеть себя и свои возможности заново. Рассмотреть себя в новом контексте, таким образом изучить себя. Это важно не только для расширения репертуара. Например, И. Брамс звучит очень по-другому, после занятия с микротональной музыкой. Вдруг эта яркость гармонии, краски интонации как-то начинают выглядеть совсем по-иному. Расширяя свой универсум, вы вдруг видите очень знакомые вещи в другом контексте, другой глубине. В Риге ситуация немного другая, так как у меня немного больше свободы. Я в основном делаю то, что хочется сделать мне. Это иногда экспериментальные программы или те, которые связаны с другими формами искусства. Например, в последние годы я делал несколько театральных проектов с Датской театральной компанией Hotel Pro Forma. Мы создали три произведения вместе с музыкой разных композиторов – латышских, Д. Кейджа и так далее. Мы эти проекты возили по всему миру.

– Что для вас значит быть музыкантом?

– Это большой и неоднозначный вопрос. Мотивация со временем очень меняется. Я занимаюсь музыкой с шести лет. Это всегда было для меня чем-то очень важным, особенно вокальная музыка, то есть выражение чего-то через человеческий голос. Самый интимный инструмент. Я бы дал, наверное, различный ответ в то время, когда мне было двадцать, тридцать, сорок лет и сейчас. Музыка для меня является языком, средством коммуникации. В музыке мы общаемся на таких частотах и импульсах, которые непостижимы никаким другим способом коммуникации. Наверное, те импульсы и глубинный опыт, который мы можем передать друг другу в музыке, очень значимы. В то же время музыка может быть очень плоской, посредственной, мелкой, вульгарной, банальной. Она каким-то образом является зеркалом того, что есть, того, что с нами происходит. Мне кажется, что очень важные глубинные образы, опыт. В этом «разговоре» мы, как человеческие существа, можем друг друга обогатить. Понять какие-то вещи не интеллектуально, а как раз на уровне тех частот, тех дименсий, которые являются составляющей музыки. Эстетически мне тоже важно то, что я делаю. Я люблю процесс, краски, трансформации, работать с образами, импульсами, энергиями. Это волшебный процесс, очень интересный.

Беседовал Антон ИВАНОВ

Фото из личного архива Каспарса Путниньша

Авторы фото: Каупо Киккас, Антс Вахтер, Пеетер Ланговиц

 

http://www.muzklondike.ru/about/